|
Сказка о мертвой фефели и семи братках
Кекс с чувихою простился, на отсидку снарядился и чувиха у окна села «ждать» его «одна». Ждет-пождет с утра до ночи от травы смутнели очи. Рестараны, кабаки, ухажеры и братки. Не видать милого друга, да не хай «пурга» не вьюга. Дни как сон, пустой базар, дымом сквозь хмельной угар. Пару месяцев проходит, от похмелья зубы сводит. И случайно как-то в ночь кто-то ей заделал дочь. Поздно вышла из загула, да с обортом затянула. Скоро ей пора пришла, что поделать, родила. Ну а там, как гость незванный, завалился «кекс» желанный. Весь в крови и синяках, он явился на понтах. На него она взглянула, поразмыслила, смекнула, что-то типа приняла, и к обедне умерла. Кекс не долго стал стрематься, ранг такой куда деваться. Он в натуре был простой и женился на другой. Без базара – молодиха, в прям отпадная чувиха, словно марафетный сон, как Памела Андерсон! Сталь в глазах, в мозгах расчет, всех на понт легко берет. Был у ней порок один, обожала кокаин. Отстегнет с цепочки ложку, да на зеркальце дорожку, а потом собой любуясь, говорит, слегка красуясь: «Ты на падлу мне ответь и не надо песни петь. Я ль на свете всех борзее? Всех понтовей и чувее?» Глюк по типу ей в ответ: «Без байды, базара нет! Ты на свете всех борзее! Всех понтовей и чувее!». И чувиху ну мутить и колбасить, и щемить. Станет громко хохотать, да плечами пожимать. А бывает так прижмет, и такой прийдет приход, так бывает закуражит, что еще дорожку вмажет. Токо дочя у кекса потихоньку подросла. Тоже формами отпадна и шикарна, и нарядна. Длиннонога и мила, и курила и пила. И жених сыскался ей с погонялом Енисей. Типа он пацан с Урала, всё при нем и жизнь не жала, при стволе и при понтах – слыл крутым в своих кругах. Сват приехал. Кекс дал слово и приданное готово: целах 3 центральных рынка и катеджик, как картинка. Раз на дансинг собираясь чува в шубу наряжаясь перед зеркальцем своим фасовала кокаин: «Я ль на свете всех борзее? Всех понтовей и чувее?». Что же глючит ей в ответ: «Ты в натуре спора нет, только дочь кекса борзее, всех понтовей и чувее!». Тут чувиху как примутит, ей измена пальцы скрутит. Кровь от фэйса то отхлынет, да и в пот холодный кинет.
- Ах ты порошок ложевый! Кайф тупой и бесталковый! Как тягаться ей со мною? Я в ней дурь то успокою! Ишь какой герлою стала, мол на юге загорала! Мы то знаем-мать пила, коньячок и все дела! Но в натуре без базара, разве может эта шмара быть меня во всем борзее? Да понтовей? Да чувее? Глюк прийзнайся, всех я круче. Посмотри евреев, чукчей.
Но однако глюк в ответ: «Всё ж её понтовей нет!» Дело нечего враз чува отпилась и отошла, завязала с кокаином, собрала свою малину и спитчает чува ей, верной братии своей: «Спаймать герлу молодую, надругаться, но живую бросить около ежей на глумление бомжей!» В миг те кашу заварили. Дочу кексову схватили. Это просто для братков, но не дал им бог мозгов. Не догнали эту дуру, позабыв номенклатуру. «Пушку» спутали с ежами, надругались над бомжами, заблудилися в глуши, обкурились анаши. Тут герла видать смекнула, да быков всех запугнула: «Ну ка мой отец узнает, как козлов вас пошмаляет. А как я в общак макнусь, так не хило откуплюсь» Ну братки в добре души под приходом анаши, дверь средь леса растворили: «Ну её!» и враз свалили. «Что?» - спросила их чувиха, «Ну и где та молодиха?». «Мы не лохи, а быки» - отвечают ей братки, «Обкурили эту шмару в степень пьяного угару и она там под ежами изглумленная бомжами». И молва трезвонить стала: «Доча у кекса пропала!».
Кекс братве послал за ней, ейный ухарь Еничей АКМ свой заряжает, шестисотый снаряжает в путь дорогу за герлой, за зазнобой молодой. Только дочка у кекса с детства вся пошла в отца, ночь по лесу погуляла, да и домик отыскала. Пес на встречу ей взьярился – зря он так поторопился. Пара выстрелов и вот к терему она идет. Огляделась по привычке, так, из сумочки отмычки. Поднялася на крыльцо и взялася за кольцо. Дверь со скрипом отворилась и чувиха очутилась: «Да! Нехилый особняк, пол, паркет, дизайн ничтяк! В круг поласы и ковры и на меблю не жиды. DVD и там и тут. Грамотно пиплы живут.» Глядь на столике шприцы: «Отрывались! Молодцы!» Дом чувиха обошла, героинчику нашла, рукавичку закатала, в венку точненько попала. На диванчик улеглась и приходу отдалась. Час обеда приближался. Шум машин в лесу раздался. Входят 7 крутых быков – бритых налысо братков. Старший молвит: «Что за хрень!? Мне глазам поверить лень. Кто-то псину завалил, дверь скатина не закрыл. Ну ка! Руки хенде-хох! Ну а если ты не лох, коли старый – будешь нам мыть машины по утрам. Коли сильный, молодой, то побреем и с собой. Коль старушка – типа мать, будешь травку фасовать. Коли ты чува отпадна – лицезреть тебя отрадно.» Тут герла чуть отошла, мутным взлядом обвела всю компанию чесную. Руку подняла, другую и слегла поправив платье, проспитчала: «Пис вам братья! (Пис от слова мир, английский)». По базару те спознали, что крутую принимали, усадили на диван, предложили герле план, пиво с водкой наливали, да колеса предлагали. Только химию она от братков не приняла. Косячок лишь распалила, рюмку водки пригубила и сказала: «Вашу мать! Всё пошла я братцы спать». Ей братки мешать не стали, побухтели и отстали и оставили одну, уходящую во тьму. День за днем идет мелькая, но а герла молодая всё в лесу и прет ее это классное житье. Перед утренней зарею все братки хмельной толпою выезжают погулять, типа бабок насшибать, фуру там остановить и кого-нибудь избить, утюгом прижарить там, кто не платит по счетам, кием поломать колено у грузина и чечена. А хозяюшкой одна в доме между тем она. Молочка из мака сварит, косячок с травой запарит, аудио, DVD так идут за днями дни. Лишь однажды в день сырой к ней братки пришли толпой. Старший молвит: «Слышь герла, ты отпадна и мила, любим мы тебя как брата пусть и смысла малова-то. Ты бы нас не напрягала, ты б нам пальцем показала, кто тебе по типу краше, успокой ты совесть нашу, примири нас как-нибудь, одному герлфрендой будь. Прочим типа как была. Что молчишь? Что за дела? Что там шепчешь еле слышно? Аль у нас ебло не вышло?»
- Всё кексы, фильтруй базар. Ниже пояса удар. Я без лажи говорю. Все вы супер- зуб даю. Как бы всё одним словцом? Не хочу байды с отцом! Для меня вы все нарядны, все круты и все отпадны! Только папик всё решил, может где-то поспешил. Мне увы теперь милей кекс по кличке Енисей.
Призадумались братки, опалили косяки: «Да лохнулись мы, прости. Позабудь и не свисти». «Всё окей, напряга нет» - молвит им она в ответ, «Может вам еще свезло – вдруг не ангел я, а зло?!». Братья долго не страдали, по рогам кому-то дали, отошли и ну опять, стали клево поживать. Между тем чувиха злая дочку кекса вспоминая не могла простить её. На пристрастие своё очень долго забивала, только раз её прижала. Сново ложку отстягнула и дорожку фасанула, а нюхнула, разцвела и базары завела: «Гляк, в натуре дай ответ. Я отпадна или нет? Типа в мире всех борзее? Всех понтовей и чувее?» Глюк с ухмылкой ей в лицо: «Ты чува! Но в падлицо всё ж живет под Конаково без напряга и понтово та, что вправду всех борзее! Всех понтовей и чувее!» И чувиха ну опять на малину наезжать: «Обмануть меня, и в чем?» Те сознались ей во всём: Так и так чувиха злая им наганом угрожая положила: «Девку в гроб, а не то всем пулю в лоб»….
Как то раз герла скучая М-16 протирала, видит лохов 5 иль 6 на забор мечтают влезть. Не смогла сдержать улыбку на столь глупую попытку: «Не завидую я Вам!» 1000 вольт по проводам, запах гари и озона, пепел на траву газона. Пятерых как ветром сдуло, а шестому в рыло дуло. «Погоди» - взмолился он, «Сэкономь на мне патрон. Я по дачам не шманаю. Марафетом промышляю. Ты бы лучше мне герла пиво с водкой налила. Ну а я тебе взамен дам отпадный кайф для вен»
«Ладно. Что мне жалко водки», говорит ему молодка, «Я пока мешаю «драйф» доставай свой клевый кайф». Герла мигом обернулась, еле видно улыбнулась, подала ему бокал и браток его слакал. «Джа тебя благословит (джа – чей-то там божок). Вот тебе взамен лови! Колумбийский голубой. Ну да встречи. Джа с тобой!» Герла в комнату спешит, ампулка в руке блестит. Дверь тихонько заперла и вернулась за дела. Только маза не вязалась, извелася, изломалась. С блеском радостным стекло ей покоя не дало. Подождать она хотела до братков, не утерпела. Кайф в «машинку» набрала, к синей венке поднесла, посмотрела в потолок и нажала поршенек. Вдруг она, моя душа, пошатнулась не дыша, руки белы опустила и «машинку» уронила, глазки вылезли на лоб и чувиха на пол – хлопппп….
А братки хмельной толпою возвращалися с запою. Дом окутан тишиной. «Бля!», промолвил их старшой, «Что-то герла не встречает, в домофон не отвечает, плотью жженою смердит, чья-то БМВ стоит. Что за чумовой прогон? Это явно не ОМОН. С ним нету инцидентов, может кто из конкурентов?» Тихо в дом они заходят, труп герлы они находят, кровь по венам не бежит, рядом с нею шприц лежит. Младший взял его тихонько, повертел его легонько, глядь на кончике иглы цвет какой-то кислоты. «Всё… ****ык тебе родная!» - молвили братки вздыхая. С полу подняли, одели и кремировать хотели. Но раздумали. В натуре, надо дань отдать фигуре и чувиху как картинку положили в гроб из цинку. Погрузили в мерседес и помчали через лес. Яма, в глубину, на метр, 0,4 километр. Перед мертвою чувой, сотворив поклон земной старший молвил: «Спи герла! Ты сестрой для нас была. Не свез тому ублюдку, кто сыграл такую шутку. Мы обида не простим, за тебя мы отомстим!» ….
В тот же вечер шмара злая доброй вести ожидая занюхнула кокаин – у неё приход один: «Я ли глюк здесь всех борзее? Всех понтовей и чувее?» Глюк подумал и опять начал шмару ублажать: «Надо правду говорить. Мэм позвольте доложить. Вы на свете всех борзее! Всех понтовей и чувее!»….
А за герлою своей в это время Енисей в баке топливо сжигает по районам разъезжает. Все к кому не обратится, посылают в психбольницу, что чувак неровно дышит – это де их не колышит. На Петровку наконец обратился молодец: «Эй начальники спасите!!! Помогите! Отыщите! Здеся 10 косарей. Я в натуре не еврей. Вот её возьмите фотки.»
-Дело будет в разработке – говорят ему менты – Мы ведь тоже не скоты. Ну давай! Удачи в путь! Заходи к нам как-нибудь. Ухарь с грустью улыбнулся: «Во дела! Во лоханулся. Да у нас свяжись с ментами – результата ждать годами. Нету правды у ментов - расспрашу ка я воров» Темной ноченько дождался да и на сходняк подался. «Эй в натуре повсеместно. Знают все, вам всё известно. Может кто-нибдь из вас знает где герла сейчас?» Призадумался сходняк: «Да чувак…дела тухляк. Здесь прости никто не знает, где твою герлу мотает» Понял бедный Енисей нет надежды на людей. «Я подамся колдунам, может что известно там!?» И на чудо уповая к колдунам спешит, взывая: «Вам известны тайны сна, жизни нить для вас ясна. Расскажите мне скорей о любимой, о моей» Тут какой-то экстрасекс пошутить – еще тот кекс – запалил большую свечку, что-то типа бросил в печку, громко крикнул: «Трали, вали! Слышь? Что звезды мне сказали?! Там за речкою Москвой дом стоит, но не пустой. В доме том во тьме печальной на подставке гроб хрустальный. Редко кто туда заходит, караул вокруг не ходит. Так с тебя 4 тыщи. Там найдешь чего ты ищешь.» Енисей в миг расплатился и с тоскою в путь пустился, дань последнюю отдать и кексу всё рассказать. Быстро дом он отыскал, по ступеням внутрь попал, в темноте кромешной – *** – видит гроб из хрусталя. Крышку Енисей открыл. Слезы горькие пролил и приник губами к ней, к той, что всех была милей. Только что за ерунда? Есть усы и борода! Неужели глюканулась? Тело в гробе повернулось, голос хрипло прошептал: «Долго я однаго спал. Что-то водочги мне хотса. Гто здесь? Вы? Товагищ Тгоцкий?! Гто сапит пгизивно в уха? Это ты? Моя Надюха?» Енисею стало худо: «Это что еще за чудо? Где чувиха? Боже правый нет её! Есть чмырь картавый. То ли я ума лишился, то ли плана обкурился!» Пригляделся Енисей : «Матерь божья! Мавзолей!» Даже матерное слово от прозрения такого Енисея не спасло, крышу начисто снесло. Утром 2 мента с врачом объяснили, что по чём. Сделали ему релашку (реланиум – препарат психотроп)… и отправили в пятнашку (Психбольница г. Москвы №15) А братки тянуть не стали по каналам разузнали, кто стоял за этим всем, и наделал им проблем. Стрелку с папиком забили, в час урочный подвалили. Рассказали кто да что. Кекс им сразу дал добро. Он давно имел замётку, про чуву, свою красотку. Как-то в вечер, перед сном, на Паджеро на своем, кокаин вдыхая носом, задалась чува вопросом: «Я ль на свете всех борзее? Всех понтовей и чувее?» «Извини», промолвил глюк, «Больше я тебе не друг. Жить тебе осталось мало» Тут чувиха увидала рядам с нею джип спешит, дуло из окна блестит. Старший брат курок нажал……..вот и сказочке ФИНАЛ!
_________________ Улыбаемся и машем! 
|
