Поехал я один, без ансамбля в наши чащобы. Места нынче глухие, но некогда сильно обжитые. С тех пор где сто лет минуло, а где и восемьсот.
Теперь там заливные луговины да лес насколько глаз хватает, да зверье разное. После дождей реки стали полноводнее и роса по утреннему времени нешуточная. Каждый шаг - ледяной душ. Это лето выдалось богатое на растительность, трава по грудь вымахала.
Поля и те позаросли, не походишь. Но не поля меня манили, а лесные урочища над ручьями и туманными крапивными балками. Там на урочищах трава пожиже и пониже. Не всякий путешественник доберется до тех мест, разве что любители водного туризма и прочие байдарочники-краеведы.
Положил я в рюкзак сухой камуфляж и белье, пузырь квасу с консервами, привязал повыше берцы и в пять утра отправился через траву и буреломы к заветной точке на навигаторе.
После первых пятидесяти метров в зарослях хмеля и черемухи меня можно было выжимать практически по шею. Заодно и помылся.
К сожалению там где мы ходим дорог как таковых нет. Есть звериные, в основном кабаньи тропы. Кабан - зверь невысокий. Вроде идешь по нормальной тропе и вдруг, - раз! Дерево поперек. Кабан под ним легко пробегает, а человеку наклоняться нужно. Вот такая вот физкультура, пролезать под осклизлыми стволами деревьев покуда лес не кончится.
А коли нагнешься то как раз угодишь мордой в крапиву.
После бурелома начались луга, идти по ним полегче но сильно мокрее.
Зато видимость лучше. Вот эта видимость и пригодилась когда метрах в шестидесяти над травой, рассекая туман, наперерез в поперечном направлении начала двигаться упитанная черная холка. Судя по мультам в тумане обычно ходят ежики. Этот ежик был размером с хорошего пса. В общем поперек тропы вышел ядреный кабан. Он мало того что слепой, так еще и глухой. Ситуация вышла ватерклозетная. Бежать мне некуда, не в реку же прыгать с прибором. Я начал прикидывать шансы финского фискаря против кабана. По моим прикидкам родной фискарь должен был продержаться дольше лицензионного, по этому я недолго думая начал звать пятака призвыно, но недружелюбно размахивая лопатой .
Кабан лениво повернулся, посмотрел на источник шума и неторопливо свалил с тропы, решив не связываться с идиотом.
В общем жертв и разрушений удалось избежать. Следующим номером программы, почти возле перепарвы выступил самец косули. Красивое животное, но к сожалению не подпустило так близко как кабан.
При наличии ружья и такой дистанции можно было абсолютно легко завалить обеих зверьков.
Какой же теплой кажется вода в реке после мокрых от росы шмоток!
И как классно подняться над лесом, встать на остатках сторожевой башни и встречая восходящее солнце поблагодарить дух места за эту красоту....
И заодно обсохнуть. Затем одеть сухие шмотки и копать, копать, копать.
Со стороны это выглядело так: В глухом лесу где на километры нет ни одного человека, на холме, стоит мокрый абсолютно голый мужик и смотрит на восток .

Ну и всякое накопанное говно не считающееся за находки.

ам совхоз в Кабанском кстати не вымер, кировцы на старопахатные поля выезжают. Правда пашут мимо урочищь.

Меня нашли в воронке.

Меня нашли в воронке. Большой такой воронке - полутонка хорошие дыры в земле роет. Меня туда после боя скинули, чтобы лежал и воздух своим существованием больше не портил.
Лето сменилось зимой, зима летом, и так 65 подряд лет. Скучно мне не было, тут много наших, да и гансов по ту сторону дороги тоже хватает. В гости мы, конечно, не ходили друг к другу. Но и стрелять уже не стреляли. Смысла нет. Но и война для нас не закончилась. Все ждем приказа, а он никак не приходит...
А нашли меня осенью. Листва еще была зеленая, но уже готовилась к тому, чтобы укрыть нас очередным одеялом. Хотя мертвые не только сраму не имут, но и холода не боятся. Чего нам бояться то? Только одного...
Нашли меня случайно, молодой парнишка, чуть старше меня, лет двадцати, наверно. Сел на краю воронки, закурил незнакомым ароматным табаком, и с ленцой ткнул длинным щупом в дно. И надо ж, прямо в ногу мне попал.
Он прислушался к стуку металла о кость, ткнул еще несколько раз, и, отплюнув в сторону недокуренную папиросу с желтым мундштуком, спрыгнул вниз. Расточительные у нас потомки. Мы самокрутку на четверых порой делили.
В несколько взмахов саперной лопатки, он снял верхний слой почвы надо мной.
"Есть!" - воскликнул он, когда его лопатка отвратительным звуком ширкнула мне по черепу. Больно мне не было. Было радостно и удивительно - неужели?
Пацан отложил инструмент в сторону и достал немецкий штык-нож. Интересно, где он его взял? На той стороне подобрал? Не похоже, вроде... Блестит, как новенький. Не то, что мой, от трехлинейки. Тот после последней моей атаки так и заржавел нечищеный.
По косточке он начал поднимать меня, а я пытался подсказать ему, где, что лежит. Конечно, мне все равно - подумаешь, зуб тут останется, или там палец, но как-то не хотелось часть себя оставлять.
Ну не хотелось...
Жалко медальон осколком разбило. Хоть бы весточку моим передали, где я да что я. Впрочем, вряд ли бы она дошла. Брату, сейчас наверно уже лет 70... Где он сейчас? Жив ли? Или ждет меня уже там? Ну а Ленка точно не дождалась. И правильно сделала.
Эй, эй! Парень! Куда глину кидаешь? Это ж сердце мое, пусть и бывшее! Не услышал.
Хотя сердце тогда в лохмотья разорвало.
Когда мы бежали по полю, к дороге, земля в крови, кровь на сапогах, тогда и шмальнуло. Я сразу и не понял, пробежал еще метров сто, траншея с фрицами приближалась, хочу прыгнуть уже, смотрю, а винтовки нет, и граната из руки будто выпала...
Оглянулся, а тело мое лежит, голова вдрызг, грудь разворочена и только ноги в ботинках еще дергаются.
Сейчас даже смешно. А тогда страшно было. И чего делать - не знаю. Упал, пополз обратно, пытаюсь винтовку схватить, а не могу. И мычу, мычу...
Мне б дураку "Отче наш" вспомнить... А как его вспомнить, если я его и не знал никогда. Комсомольцам религиозный опиум ни к чему. Это мне еще отец объяснил, когда колокола с церкви сбрасывали и крест роняли.
Ну, а наши немцев из траншеи тогда все-таки выбили. Покрошили не мало, но и нас полегло - почти весь батальон.
Потом половину оставшихся собрали, и они ушли над лесом на восход.
Как были - с пробитыми касками, в бинтах оторванными ногами они шагали над землей. Красиво шли. Молча. Не оглядываясь.
А мы остались.
А парень нашел осколки медальона и матюгнулся так, что с рябинки над ним листочки посыпались. От расстройства снова закурил, разглядывая находку.
И тут подошел второй. Первый молча протянул ему остатки медальона.
Второй только вздохнул: "Эх, блин, еще один неопознанный"
Первый молча кивнул, докурил и снова спустился ко мне.
Да ладно вам, ребята, хотелось мне сказать, не переживайте. Я без вести пропавший, обычный солдат. Таких, как я, много. Только подо мной в воронке еще 10 наших. Из нашего взвода. И все рядовые, которых никогда не опознают. У кого потерялся медальон, у кого записка сгнила, а кто и просто не заполнил бумажку. Мол, если заполнишь - убьет. А войне похрену на суеверия. Она убивает, не взирая на документы, ордена, звания и возраст.
Вон рядом совсем, сестричку с нашим лейтенантом накрыло одной миной. Она его раненного уже вытаскивала с нейтралки. У комвзвода, кстати, медальон есть. Я точно знаю.
Мужики! Найдите их! Вместе мы тут воевали, потом лежали вместе. Хотелось бы и после не расставаться.
Так думал я, когда наше отделение пацаны в грязных камуфляжах тащили в мешках к машине.
Так думал я, когда нас привезли на кладбище, в простых сосновых гробах - по одному на троих.
Так думал я, когда нас тут встретили ребята с братских могил. В строю, как полагается.
Так думаю я и сейчас, уже после того, как они проводили нас над лесом на восток.
И оглядываясь назад, я прошу - мужики! Найдите тех, кто еще остался!

DD Диаметр 260: 3000 рублей